Литературная игра - 5. Май

[Вячеслав]

Еще не погасли в небе звезды, по земле стлалась рассветная дымка, и новый день едва отделился от не ушедшей еще ночи, когда в холодной тишине раздались странные звуки.

[Вячеслав]

Доносился запах свежеиспеченного хлеба, который всегда мне казался запахом раннего утра.

[Вячеслав]

История эта началась одним летним днем...

[Elka]

Солнечный лучик задорно скакал с листка на листок, и капельки росы весело вспыхивали яркими искорками.

[Elka]

То, что больше всего ждёшь, всегда приходит неожиданно...

[evait]

Как хочется пробежаться босыми ногами по сырой траве!

[Валентина]

Чувство безмерной благодарности вызывают лица на портретах бессмертного полка и гордости - они с нами.

[ТатьянаП]

Еще не погасли в небе звезды, по земле стлалась рассветная дымка, и новый день едва отделился от не ушедшей еще ночи, когда в холодной тишине раздались странные звуки. (Вячеслав)

Скорая помощь



Еще не погасли в небе звезды, по земле стлалась рассветная дымка, и новый день едва отделился от не ушедшей еще ночи, когда в холодной тишине раздались странные звуки. Николай проснулся. Прислушался. Похоже, калитка скрипит. Быстрые шаги, стук в окно. Короткий разговор.

И пяти минут не прошло, как мать осторожно приоткрыла дверь в комнату, стараясь не разбудить сына. Николай лежал, стараясь дышать размеренно, и подсматривал за матерью из-под ресниц. Лишь когда она взяла с табуретки в углу коричневую сумку, «рассекретился»:

- Мам, ты неисправима!

Людмила Михайловна вздрогнула от неожиданности. Засмеялась смущенно-виновато, поцеловала сына в лоб, погладила, как маленького, по голове.

- У Новиченко у мальчика высокая температура, пойду послушаю, нет ли хрипов в лёгких. Надежда с Людочкой еще спят. Я быстро обернусь, пожарю вам сырников. Но вы, если проголодаетесь, не ждите. Бутерброды на столе, кашка для Людочки под полотенцами на плите, чай заварен…

Людмилу Михайловну, Люсю, на заводской окраине давно прозвали «Скорой помощью». К ней шли и стар и мал, её звали, когда было больно, страшно. И она шла – к любому, кто нуждался в помощи.

Когда-то в детстве, еще до войны, Коля всерьёз обиделся на мать. Она обещала отвести их с младшей сестрёнкой Катей в воскресенье в зоопарк. Отец, военный, в тот день дежурил. Коля нарядился в новую рубаху, Кате мама надела платье в красно-белую клетку и завязала красный бант. Сама принарядилась, надушилась «Красной Москвой». Они выходили из дома, когда, распахнув калитку, в сад вбежал соседский Толька:

- Тётя Люся, там Лёньку нашего велосипедист сбил. Лёнька белый весь, помирает.

…Лёнька не помер, хотя остался без почки. А маме, когда она вернулась, Коля сказал:

- Ты нас с Катькой не любишь. Всех любишь, а нас нет.

Мама поставила коричневую сумку на табуретку и тихо сказала:

- Коля, я люблю вас с Катей и папу больше жизни. Но я врач. Я клятву давала, я же рассказывала вам с Катей, клятву Гиппократа.

- Все врачи клятву давали. Вон, Вовкин отец тоже врач. Лечит зубы, да еще дома протезы делает, деньги берёт. Ты в больнице работаешь? Работаешь! Вот там и выполняла бы клятву. А ты?

Мама села на стул, неудобно, боком, и долго молча смотрела на Колю. Наконец, встала и пошла на кухню, готовить ужин. В дверях обернулась, тихо сказала:

- Не повезло вам со мной, уж прости.

Коля высидел в комнате еще полчаса, не меньше. А потом взял в сенях вёдра и отправился к колонке за водой.

С тех пор Николай никогда не предъявлял матери претензий. Ни во время войны, когда она на самом деле осталась единственной надеждой на медицинскую помощь для тех, кто попал в оккупацию. Ни после, когда соседи и знакомые почему-то бежали со своими болячками «к Люсе», а не в новую поликлинику. Насмотревшись на мать, и сын, и дочь категорически отказались поступать в медицинский. Людмила Михайловна, наверное, огорчилась, но виду не показывала и всегда гордилась Николаем, конструктором летательных аппаратов и инженером-химиком Екатериной...

* * *

- Бабушка, а когда я вырасту, тоже буду антибиотиком, как ты!

Людмила Николаевна улыбнулась: убедить трёхлетнюю Агату, что «антибиотик» - это лекарство, а не медицинская специализация, не мог никто.

- Нет уж, - вмешался сын, - хватит нам одного врача в семье.

Александр без тени улыбки посмотрел на мать. Людмиле Николаевне хотелось еще поговорить с внучкой, но она поняла, что сын сейчас заведёт знакомую песню. Ей шестьдесят пять, она – в зоне наибольшего риска, и имеет право, и обязана думать о себе, и о сыне, и об Агате, которой будет нужна долго-долго.

- Пойду спать, устала немного, - сказала она и, чмокнув воздух (виртуальный поцелуй внучке), отключила скайп.

«Немного устала» - откровенная ложь. Смена в грязной зоне, много тяжелых… И не надо знать сыну, что последний тест у неё положительный. Похоже, повезло, форма лёгкая, симптомов пока нет, даже обоняние на месте.

Проваливаясь в сон, она подумала: а врачей в семье у нас два, зря не поправила Александра. В следующую минуту ей снилась бабушка Люся, как всегда, куда-то спешащая с неизменной коричневой сумкой, туго набитой инструментами, бинтами, лекарствами. «Интересно, были ли там антибиотики?» - улыбнулась она во сне.

[ТатьянаП]

Я посвящаю рассказ Людмиле Сербиной. Мне неизвестно её отчество, мы не родственники, я незнакома с ней. О соседке - враче «тёте Люсе» мне рассказала мама. Маме – 89 лет, но она до сих пор помнит ту, кого когда-то называли «Скорой помощью» в заводском районе Донецка.

[evait]

Слава профессии Врача! Моя мама врач-гинеколог и я прекрасно понимаю все,о чем говорится в рассказе.